«Дон Кихот Хамовнический».
Интересно, сколько лет было Дон Кихоту во времена Сервантеса?
Николаю Силису восемьдесят (в 2018-м году исполнилось 90! (Прим. Галереи Валентина Рябова)). Это немало. Они похожи. Немощный старик в латах, трогательно любующийся цветочком, — и мощный, с ясными глазами на раскрасневшемся лице, обрамлённом чёрно-серебряными кудрями, скульптор. Произведение и его автор (в соавторстве с Сервантесом)… Об их похожести чуть позже.
Примерно полвека назад я собирался к новым знакомцам в мастерскую. Отец — известный в своё время киноактёр — попросил взять его с собой. Ему было интересно, чем живёт нынешняя молодёжь, и в том числе его сын. У отца была весёлая молодость (20-е годы XX века). Друзья — поэты, художники, — несмотря на революцию и Гражданскую войну, голод и разруху, жили радостной творческой жизнью. Ставили авангардные спектакли, приглашали на свои вечера Есенина и Мариенгофа, творили, любили — они были молоды. Но давление режима усиливалось, жизнь глохла, люди исчезали или замыкались. И таяла надежда. Что же сейчас, во второй половине шестидесятых? Живы ли молодые?
Напротив обшарпанного, запущенного храма Святого Николая, что в Хамовниках, мы спустились в подвал. Отец был потрясён. Длинный деревянный стол. На столе бутылки, аптечные мензурки, алюминиевые вилки, хлеб, дешёвая колбаса. Тут же лира, сооружённая из доски для унитаза. За столом человек десять-пятнадцать, от известных всему миру до неизвестных даже хозяевам мастерской. Бородатые мужики, учёные, поэты, милые девушки… Пение под гитару на русском, французском, украинском, английском и блатном языках. А по стенкам — десятки и десятки работ: от изнемогших в муфельной печи бутылок до портретов Данте и Эйнштейна, деревянные и керамические женщины удивительной пластики, тяжёлый камень и металл. В душном подвале — дух свободы и творчества.
В то время их было трое — Лемпорт, Сидур и Силис. Их обитель в Хамовниках притягивала и давала надежду… Потом их стало двое — Володя Лемпорт и Коля Силис — и переезд на Багратионовскую. Невозможно понять, как два столь разных художника смогли прожить столь долгую жизнь вместе, постоянно противореча друг другу работами. Очевидно, это их обогащало и объединяло. И, конечно, верность своему призванию — искусству.
Теперь Николай Силис один… Как и его любимый герой — Дон Кихот, он стоек в своём одиночестве. Так вот, наконец, об их похожести. Николай добр и романтичен, помогает ближним, восстанавливает храм в родной тверской деревне, но я не об этом. Дон Кихот нашёл идеал в милой девушке, превратив её в своей, увенчанной бритвенным тазиком голове в заколдованную Дульсинею Тобосскую. Дон Силис всю сознательную творческую жизнь ищет идеал женщины в скульптуре. Он ищет его в дереве, керамике, в бронзе, ищет в линии, в неподвижном движении. У его женщин нет лиц, иногда нет даже головы. Или голова — это висящий на ниточке шарик. Думаю, Коля хорошо знает, что идеал недостижим. Но дорога к нему — дорога Большого Художника.
Как полагается, немного о себе. Я горжусь своим участием в знаменательном событии — предложил в качестве первого приза имени моего однокашника Андрея Тарковского Дон Кихота работы Силиса и участвовал в его вручении ещё одному нынешнему Дон Кихоту — замечательному Юрию Норштейну. Хорошая компания!